пятница, 12 июня 2015
14:39
Доступ к записи ограничен
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
вторник, 14 октября 2014
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
Мой мотиватор на сегодня
Фрэнк Заппа, музыкант
Получи свой мотиватор
Если вы проживете скучную, жалкую жизнь, потому что слушали мать, отца, учителя, священника или человека в телевизоре, которые говорили вам, что делать со своей никчемной жизнью, значит, ВЫ ЭТОГО ЗАСЛУЖИВАЕТЕ.
Фрэнк Заппа, музыкант
Получи свой мотиватор
суббота, 11 октября 2014
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
Мой мотиватор на сегодня
Горди Хоу, хоккеист
Получи свой мотиватор
Если знаешь, что выложился на все сто процентов, тогда, победил ты или проиграл, у тебя в душе покой, ты можешь расслабиться и спать спокойно.
Горди Хоу, хоккеист
Получи свой мотиватор
среда, 16 июля 2014
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
Вспомнила про список фильмов, который был у меня на Мейле. Вытащила его оттуда, ибо его нужно редактировать, а останки блога такой возможности не дают.
читать дальше
читать дальше
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
Я люблю твои брови, твои волосы, я сражаюсь за тебя
в ослепительно белых коридорах, где плёщут
фонтаны света,
я оспариваю тебя у любого имени, осторожно счищаю его
с тебя, как корку со шрама,
я осыпаю твои волосы пеплом от молний и лентами,
спящими в дожде.
Я не хочу, чтобы ты имела какую-нибудь форму, была
именно тем, что начинается после твоей руки,
подумай о воде, или о львах,
что растворяются в сиропе басен,
или о жестах - этой архитектуре из ничего,
зажигающей свои огни в самой середине встречи.
Каждое утро - это школьная доска, на которой
я выдумываю тебя, рисую тебя,
тут же готовый стереть: ты не такая, не с этими
гладкими волосами, не с этой улыбкой.
Я ищу твою сумму, ищу край бокала,
в котором вино, и луна, и зеркало,
ищу ту линию, что заставляет мужчину
дрожать в галерее музея.
А ещё я люблю тебя, а на улице идёт дождь и время.
в ослепительно белых коридорах, где плёщут
фонтаны света,
я оспариваю тебя у любого имени, осторожно счищаю его
с тебя, как корку со шрама,
я осыпаю твои волосы пеплом от молний и лентами,
спящими в дожде.
Я не хочу, чтобы ты имела какую-нибудь форму, была
именно тем, что начинается после твоей руки,
подумай о воде, или о львах,
что растворяются в сиропе басен,
или о жестах - этой архитектуре из ничего,
зажигающей свои огни в самой середине встречи.
Каждое утро - это школьная доска, на которой
я выдумываю тебя, рисую тебя,
тут же готовый стереть: ты не такая, не с этими
гладкими волосами, не с этой улыбкой.
Я ищу твою сумму, ищу край бокала,
в котором вино, и луна, и зеркало,
ищу ту линию, что заставляет мужчину
дрожать в галерее музея.
А ещё я люблю тебя, а на улице идёт дождь и время.
Хулио Кортасар
среда, 02 июля 2014
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
вторник, 01 июля 2014
19:13
Доступ к записи ограничен
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 29 июня 2014
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
А. А. Ахматовой
За церквами, садами, театрами,
за кустами в холодных дворах,
в темноте за дверями парадными,
за бездомными в этих дворах.
За пустыми ночными кварталами,
за дворцами над светлой Невой,
за подъездами их, за подвалами,
за шумящей над ними листвой.
За бульварами с тусклыми урнами,
за балконами, полными сна,
за кирпичными красными тюрьмами,
где больных будоражит весна,
за вокзальными страшными люстрами,
что толкаются, тени гоня,
за тремя запоздалыми чувствами
Вы живете теперь от меня.
За любовью, за долгом, за мужеством,
или больше -- за Вашим лицом,
за рекой, осененной замужеством,
за таким одиноким пловцом.
За своим Ленинградом, за дальними
островами, в мелькнувшем раю,
за своими страданьями давними,
от меня за замками семью.
Разделенье не жизнью, не временем,
не пространством с кричащей толпой,
Разделенье не болью, не бременем,
и, хоть странно, но все ж не судьбой.
Не пером, не бумагой, не голосом --
разделенье печалью... К тому ж
правдой, больше неловкой, чем горестной:
вековой одинокостью душ.
На окраинах, там, за заборами,
за крестами у цинковых звезд,
за семью -- семьюстами! -- запорами
и не только за тысячу верст,
а за всею землею неполотой,
за салютом ее журавлей,
за Россией, как будто не политой
ни слезами, ни кровью моей.
Там, где впрямь у дороги непройденной
на ветру моя юность дрожит,
где-то близко холодная Родина
за финляндским вокзалом лежит,
и смотрю я в пространства окрестные,
напряженный до боли уже,
словно эти весы неизвестные
у кого-то не только в душе.
Вот иду я, парадные светятся,
за оградой кусты шелестят,
во дворе Петропаловской крепости
тихо белые ночи сидят.
Развевается белое облако,
под мостами плывут корабли,
ни гудка, ни свистка и ни окрика
до последнего края земли.
Не прошу ни любви, ни признания,
ни волненья, рукав теребя...
Долгой жизни тебе, расстояние!
Но я снова прошу для себя
безразличную ласковость добрую
и при встрече -- все то же житье.
Приношу Вам любовь свою долгую,
сознавая ненужность ее.
за кустами в холодных дворах,
в темноте за дверями парадными,
за бездомными в этих дворах.
За пустыми ночными кварталами,
за дворцами над светлой Невой,
за подъездами их, за подвалами,
за шумящей над ними листвой.
За бульварами с тусклыми урнами,
за балконами, полными сна,
за кирпичными красными тюрьмами,
где больных будоражит весна,
за вокзальными страшными люстрами,
что толкаются, тени гоня,
за тремя запоздалыми чувствами
Вы живете теперь от меня.
За любовью, за долгом, за мужеством,
или больше -- за Вашим лицом,
за рекой, осененной замужеством,
за таким одиноким пловцом.
За своим Ленинградом, за дальними
островами, в мелькнувшем раю,
за своими страданьями давними,
от меня за замками семью.
Разделенье не жизнью, не временем,
не пространством с кричащей толпой,
Разделенье не болью, не бременем,
и, хоть странно, но все ж не судьбой.
Не пером, не бумагой, не голосом --
разделенье печалью... К тому ж
правдой, больше неловкой, чем горестной:
вековой одинокостью душ.
На окраинах, там, за заборами,
за крестами у цинковых звезд,
за семью -- семьюстами! -- запорами
и не только за тысячу верст,
а за всею землею неполотой,
за салютом ее журавлей,
за Россией, как будто не политой
ни слезами, ни кровью моей.
Там, где впрямь у дороги непройденной
на ветру моя юность дрожит,
где-то близко холодная Родина
за финляндским вокзалом лежит,
и смотрю я в пространства окрестные,
напряженный до боли уже,
словно эти весы неизвестные
у кого-то не только в душе.
Вот иду я, парадные светятся,
за оградой кусты шелестят,
во дворе Петропаловской крепости
тихо белые ночи сидят.
Развевается белое облако,
под мостами плывут корабли,
ни гудка, ни свистка и ни окрика
до последнего края земли.
Не прошу ни любви, ни признания,
ни волненья, рукав теребя...
Долгой жизни тебе, расстояние!
Но я снова прошу для себя
безразличную ласковость добрую
и при встрече -- все то же житье.
Приношу Вам любовь свою долгую,
сознавая ненужность ее.
Бродский
суббота, 28 июня 2014
02:13
Доступ к записи ограничен
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 27 июня 2014
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
Немного статистики.
Получила архив мейловского блога. Между двумя последними записями под тегом "Мое", под которым любовно выкладывалось собственное бумагомарательство, разница больше, чем в два года.
Получила архив мейловского блога. Между двумя последними записями под тегом "Мое", под которым любовно выкладывалось собственное бумагомарательство, разница больше, чем в два года.
среда, 25 июня 2014
18:04
Доступ к записи ограничен
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
суббота, 21 июня 2014
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
О боги, я только что поняла, что удаление неделю назад Тумблера было самым мудрым действием в моей жизни.
Так-то.
Так-то.
вторник, 17 июня 2014
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
Двенадцать завтраков с Мефистофелем
1.
- Правду ли говорят, мессир, что когда-то все люди были андрогинны, а бог разделил людей надвое. И вот мы бродим по Вселенной, разыскивая причитающуюся половинку?
- Абсолютно верно, - Мефистофель входил в столовую, вытирая руки полотенцем. На нем был полосатый отцовский халат и мои носки.
- Интересно, возможно ли мне найти свою половинку. Кто он? Какой он? Должно быть, он мне роднее, чем все сестры и братья?
- Так-с, сейчас посмотрим, - он извлек из кармана черный электронный блокнотик, пробежал пальцами по кнопкам - Лючано Поричелло, вонючий ланцерони, бродяга и педераст, умер в 1863 году, обожравшись пармской ветчины. Краденой, между прочим, ветчины. Наверное, тоже мечтал найти alter ego. Хочешь, я приготовлю на завтрак зеленый салат, а ты бы пока сбегала в булочную?
2.
- Странное ты существо, моя девочка, - Мефистофель ковырнул вилкой ломтик "Рокфора" - тратишься на этот плесневелый сыр, но брезгуешь брынзой. Платишь продажным женщинам, но чураешься ласок Возлюбленной. Куришь опиум в притонах, но чистый деревенский воздух вызывает у тебя асфиксии. Свою жизнь ты тратишь на умирание. Странное ты существо...
- Но, быть может, в отличие от остальных, мне хотя бы умереть удастся наоборот...
- Кого ты пытаешься обмануть? - он вкрадчиво расхохотался и потрепал меня по щеке.
3.
Мы завтракали мороженым с орехами и шоколадом. Мы пили ситро. Мы читали вслух. Мы смеялись. Было редкостно покойно и празднично.
- Как ты уродлива сегодня! - вдруг сказал Мефистофель, посмотрев не меня поверх очков - Что с тобой?
Он вынул из кармашка лупу и принялся разглядывать меня самым тщательнейшим образом:
- Ухо обожжено...
- Да, потому что она стонала.
- Левый глаз испорчен кровоподтеком...
- Да, потому что она была красива.
- Правый отсутствует вовсе...
- Да, потому что она усыпляла меня поцелуями.
- Ребра. Вероятно, поломаны. Плечи в синяках...
- Да, потому что она ласкала мое тело.
- Ты только посмотри, что стало с твоими пальцами!!..
- Да, потому что она пригласила меня внутрь.
- Ноздри порваны по краям...
- Да, потому что она истекала ароматом тюльпанов.
- Мертвенно-синие губы...
- Да, потому что к губам она так и не прикоснулась.
- Эта любовь оставит от тебя руины, старуха. А ведь я - предупреждал!
- Да. И мне придется рождать для себя иной фасад, заново белить портики и шлифовать колонны. Что же мне делать, мессир!?
- Это все пустяки. Я раздумываю, где доставать для тебя свежее сердце, живую печень, чистые легкие, сытую кровь?
- И душу.
- Вот как!? Ты пользуешься моим расположением, меркантильная сволочь. А где же предыдущие четыре? - Мефистофель сунул в рот ложку мороженого и, дурачась, вспенил его на губах.
4.
Он вытер губы салфеткой и, свернув ее корабликом, сказал:
- В основе всех ваших подвигов лежит жажда половых наслаждений.
- Ну, это Вы загнули, мессир. А как же жажда славы? Денег? Власти, наконец?
- Твои стихи принесут тебе славу, ибо ты сможешь возбуждать множество женщин. Твоя слава принесет тебе богатство, и ты сможешь покупать множество женщин. Твои деньги принесут тебе власть, и ты сможешь покорять множество женщин.
- Нет-нет, мессир. Мне нужна только одна женщина. Мне нужна моя возлюбленная. И стихи я буду слагать только ей, и только для нее куплю ожерелье из черного жемчуга, и только она покорится мне однажды. Дождливой грохочущей ночью, когда все вокруг будет содрогаться нам в такт!...
- Эка ты возбудилась! - улыбнулся Мефистофель - Гарсон, пожалуйста, холодного нарзану!!
5.
- Я хочу родить. Зачать в самой глубине и выплеснуть на свет. Вы станете отцом моего сына, мессир?
- Вероятно, мне придется - Мефистофель перемешал овсянку, добавил масла, надкусил бутерброд.
- Ребенок будет лучшим моим творением. Все стихи, недорощенные мысли покажутся мне мусором. А любовь к нему затмит прошлые раны, романы и увлечения.
- М-м, кому ты собираешься посвятить лучшее творение?
- Своей Возлюбленной, мессир. Она не может писать, она не может иметь детей. Я посвящу сына ей.
Мефистофель рассмеялся в голос, зачерпнул кабачковой икры и с видимым наслаждением вылизал ложку.
- Почему же Вы смеетесь, мессир? Надо мной?
- Не над тобой. Но скажи мне, что ты будешь делать с черновиком, если шедевра не получится? И согласишься ли делить славу со мной в случае успеха?
6.
- Мессир, скажите, Любить - это ремесло?
- Угу - ответил Мефистофель, срезая с яблока тонкую ленточку кожуры.
- ... или талант?...
- Угу - повторил он снова, и вторая зеленая завитушка упала на блюдце рядом с первой.
- или гений?...
- Угу - произнес Мефистофель в третий раз, неуклонно полосуя серебряным ножичком глянцевую обложку.
- ... и существует ли абсолютный гений в любви?..
- Угу - он не поднимал на меня глаз.
- ... и каков же он? что он?...
- Хм - Мефистофель рассек плоть.
- ...если он гениален, то, пожалуй, любое сердце ему удастся согреть, зажечь, оплодотворить, влюбить в себя!.. - я хитро заулыбалась.
- Что это ты себе вообразила? Гений в том, что ему удастся согреть и оплодотворить, не влюбляя, - он бросил мне в ладони обнаженный плод.
7.
Мефистофель ворвался этим утром ко мне в комнату пятнистый и прекрасный, как фавн. Примостился на краешке канапе. Свил ноги гибкой петлей. Достал из сумочки чизбургер и уставился на него.
- Твой тиран умер вчера. В Венеции. Ешь спокойно, - сказала я ему, улыбаясь.
- Да, мой бог умер вчера. Теперь тело Вацы не нужно ни голоду, ни душе. - Мефистофель опустился на колени и заплакал, как русалка.
8.
- Вот тебе загадка: в моей жизни было три прекрасных женщины. - Мефистофель, вероятно, только что возвратился с ночной пирушки. Он был откровенен и стариковски-слезлив. - Представь себе, все три умерли от язв.
Первая - от язвы желудка, вторая - от язвы на нижней губе, третья - от сердечной язвы. Третья любила меня так сильно, что заболела. Теперь скажи мне, кого из них тебе жаль больше? - Мефистофель крепко выжал в чай лимонную дольку.
- Конечно же, последнюю, мессир, ведь она?..
- Все ясно. Да, она любила меня. А первая была самой страстной, самой сумасшедшей. Она проигрывала себя на скачках. Обожала острую мексиканскую пищу и водку. Она изменяла мне с кубинскими моряками в порту и с французскими хористками в закоулках борделей. Иногда мы уходили в поле и лежали, разбросав руки, блуждая глазами в созвездиях. А потом любили друг друга так, что земля подбрасывала вверх наши бедра, пружиня. Она, конечно,
не любила меня, - он улыбнулся.
- Вторая много курила, пила абсент, читала стихи, сидя в плетеном кресле. Она была манерной особой с ломаными руками. И ее любовники всегда смотрели свысока на меня, на мои стоптанные туфли, бедную одежду. Она втаскивала меня в свою постель и заставляла подчиняться ей, а потом давала мне денег. Она резала себе вены, убивалась люминалом и
ждала спасения. Мы много путешествовали: Греция, Египет, Индия. В Индии она и подцепила эту заразу. Уже ничто не смогло ей помочь. - Мефистофель отломил край галеты и сунул в рот. Запил чаем.
- Не думаю, чтоб она меня любила. Хотела - да, но не любила. А вот третья... Та пела мне колыбельные и рисовала мой портрет на стене комнаты. Говорила, что минута, проведенная в разлуке, - мертвая минута. Она всегда плакала, провожая меня на работу, всегда оставалась дома, дожидаясь меня, уснувшего в баре. Даже посвящала мне длинные протяжные стихи. Она называла меня "мужем", и случилось - создала крошечное подобие
меня - ребенка. Я часто оставлял ее одну, ибо ей нужно было плакать в одиночестве. Потом ее сердце съела язва любви, и мать с отцом приехали в город похоронить дочь. Скажи мне теперь, кого из них тебе жаль больше?
- Ну, конечно же, третью, мессир...
- Баба!... - заметил он мне, перебивая.
9.
- Вы не поможете мне, мессир?
- Да-да. А в чем, собственно, дело? - Мефистофель нехотя оторвался от фруктового салата и посмотрел на меня.
- Мне нужен яд, мессир. Много яда. Дайте мне в долг, пожалуйста.
- Помилуйте! Для чего тебя яд? Неужто решила-таки травиться? - он размахивал перед моим носом вилочкой, унизанной долькой апельсина.
- Нет, мессир. Не травиться, но травить. Я хочу отомстить обидевшей меня, мессир.
- Ха! Тогда просто полюби ее, дуреха! Любовь окажется сильнее цикуты и разъест столь ненавистное тебе существо, - он потянулся через стол, взял черничное варенье и сдобрил им кусок белой булки. - И пока ты можешь любить, никогда не проси яда взаймы. Даже у меня.
10.
Стакан томатного сока с солью, чесноком и перцем. Что может быть лучше? Я облизала губы.
- Может быть, убив, я пойму смысл мною отнятой жизни? Увижу его на носике пули?
- Ты только что убила сок. Ни за что, ни про что. - Мефистофель схватил пустой стакан и разбил его о подоконник - Я размозжил голову стеклянному баловню. Где же был повод их
существования? В чесноке, перце, томатах? Не вижу! Может, он закатился под тумбочку? - Мефистофель обшарил взглядом всю комнату.
- Помилуйте, мессир! Жизнь человека - не помидоры, и не стекло!
- Но ведь ты даже не задумалась, чем именно опалил тебе губы последний глоток, правда!? - Мефистофель подошел к графину и втянул ноздрями пряный багровый запах.
11.
- Теперь у тебя только один недостаток - молодость. - Мефистофель добавил в кофе ложку сахара. Плеснул из молочника жирных сливок.
- Разве это недостаток, мессир? Ведь они влюбляются в мою молодость и превозносят ее до небес. Они сами становятся моложе, постоянно расцветая.
- Но ни одна из них не захочет поменяться с тобой местами. Неужели ты не замечала, что женщины ухаживают за своими морщинами? Твоя молодость нужна им, как вуаль, за которой другим не разглядеть опыта лица. Но они никогда не расстанутся с возрастом, вот увидишь, - он намазывал медом хрусткий булочный ломтик.
- Значит, я так смела, мессир, что могу не прятать щек, лба и глаз!
- Просто ты еще глупа и не знаешь, что у человека нет ничего, кроме собственной истории, чем можно было бы укрыться в гробу. Муслин твоей юности спасает их лица от воров. - Мефистофель говорил, плотно набив рот, истекая янтарем слюны.
- Эй! Воры! Берите мою историю, мою жизнь! Берите всю! Вы прогадали, мессир, ха-ха! Видите, никто не стремится красть чужое прошлое.
- Неудивительно. Даже я еще не вижу на тебе лица, - он резко откинулся на спинку стула. Зевнул. Прикрыв губы платком.
12.
- ... разве разумный взрослый человек способен убить другого, да еще таким изощренным способом?... - Мефистофель намотал на вилку ломтик яичницы и пихнул в рот - Так ненужно жестоки могут быть душевнобольные и дети с еще неокрепшим мягким мозгом.
- Но тогда, кто же дети, мессир?
- Дети и есть те пресловутые "мудрые взрослые". Не потому ли так редко встретишь убийцу-ребенка... - он густо полил сосиску горчицей.
- Но тогда, кто же взрослые мессир?
- Не понимаешь? Это старые озлобленные дети с холодцом в головах. Они без устали плодятся, надеясь родить себе подобных, но каждый раз их ждет неудача. Рождаются взрослые, и вместе с ними в детях расцветает злоба и зависть. Не потому ли родители наказывают свое чадо поркой и без устали ругают новое поколение?... - Мефистофель взял с блюдца поджаристую гренку.
- Но тогда, куда же деваются все взрослые, когда вырастают?
- Увы, они вырастают в детей. Их шрамы со временем заживают, обиды забываются, мозги наполняются жижей, животы - детенышами. Все идет по кругу.
- Но я не хочу становиться старым ребенком, мессир!...
- Тогда спускай штаны. Нужно подновить тебе родительские отметины! - он невесело присвистнул и встал из-за стола.
Яшка Казанова
1.
- Правду ли говорят, мессир, что когда-то все люди были андрогинны, а бог разделил людей надвое. И вот мы бродим по Вселенной, разыскивая причитающуюся половинку?
- Абсолютно верно, - Мефистофель входил в столовую, вытирая руки полотенцем. На нем был полосатый отцовский халат и мои носки.
- Интересно, возможно ли мне найти свою половинку. Кто он? Какой он? Должно быть, он мне роднее, чем все сестры и братья?
- Так-с, сейчас посмотрим, - он извлек из кармана черный электронный блокнотик, пробежал пальцами по кнопкам - Лючано Поричелло, вонючий ланцерони, бродяга и педераст, умер в 1863 году, обожравшись пармской ветчины. Краденой, между прочим, ветчины. Наверное, тоже мечтал найти alter ego. Хочешь, я приготовлю на завтрак зеленый салат, а ты бы пока сбегала в булочную?
2.
- Странное ты существо, моя девочка, - Мефистофель ковырнул вилкой ломтик "Рокфора" - тратишься на этот плесневелый сыр, но брезгуешь брынзой. Платишь продажным женщинам, но чураешься ласок Возлюбленной. Куришь опиум в притонах, но чистый деревенский воздух вызывает у тебя асфиксии. Свою жизнь ты тратишь на умирание. Странное ты существо...
- Но, быть может, в отличие от остальных, мне хотя бы умереть удастся наоборот...
- Кого ты пытаешься обмануть? - он вкрадчиво расхохотался и потрепал меня по щеке.
3.
Мы завтракали мороженым с орехами и шоколадом. Мы пили ситро. Мы читали вслух. Мы смеялись. Было редкостно покойно и празднично.
- Как ты уродлива сегодня! - вдруг сказал Мефистофель, посмотрев не меня поверх очков - Что с тобой?
Он вынул из кармашка лупу и принялся разглядывать меня самым тщательнейшим образом:
- Ухо обожжено...
- Да, потому что она стонала.
- Левый глаз испорчен кровоподтеком...
- Да, потому что она была красива.
- Правый отсутствует вовсе...
- Да, потому что она усыпляла меня поцелуями.
- Ребра. Вероятно, поломаны. Плечи в синяках...
- Да, потому что она ласкала мое тело.
- Ты только посмотри, что стало с твоими пальцами!!..
- Да, потому что она пригласила меня внутрь.
- Ноздри порваны по краям...
- Да, потому что она истекала ароматом тюльпанов.
- Мертвенно-синие губы...
- Да, потому что к губам она так и не прикоснулась.
- Эта любовь оставит от тебя руины, старуха. А ведь я - предупреждал!
- Да. И мне придется рождать для себя иной фасад, заново белить портики и шлифовать колонны. Что же мне делать, мессир!?
- Это все пустяки. Я раздумываю, где доставать для тебя свежее сердце, живую печень, чистые легкие, сытую кровь?
- И душу.
- Вот как!? Ты пользуешься моим расположением, меркантильная сволочь. А где же предыдущие четыре? - Мефистофель сунул в рот ложку мороженого и, дурачась, вспенил его на губах.
4.
Он вытер губы салфеткой и, свернув ее корабликом, сказал:
- В основе всех ваших подвигов лежит жажда половых наслаждений.
- Ну, это Вы загнули, мессир. А как же жажда славы? Денег? Власти, наконец?
- Твои стихи принесут тебе славу, ибо ты сможешь возбуждать множество женщин. Твоя слава принесет тебе богатство, и ты сможешь покупать множество женщин. Твои деньги принесут тебе власть, и ты сможешь покорять множество женщин.
- Нет-нет, мессир. Мне нужна только одна женщина. Мне нужна моя возлюбленная. И стихи я буду слагать только ей, и только для нее куплю ожерелье из черного жемчуга, и только она покорится мне однажды. Дождливой грохочущей ночью, когда все вокруг будет содрогаться нам в такт!...
- Эка ты возбудилась! - улыбнулся Мефистофель - Гарсон, пожалуйста, холодного нарзану!!
5.
- Я хочу родить. Зачать в самой глубине и выплеснуть на свет. Вы станете отцом моего сына, мессир?
- Вероятно, мне придется - Мефистофель перемешал овсянку, добавил масла, надкусил бутерброд.
- Ребенок будет лучшим моим творением. Все стихи, недорощенные мысли покажутся мне мусором. А любовь к нему затмит прошлые раны, романы и увлечения.
- М-м, кому ты собираешься посвятить лучшее творение?
- Своей Возлюбленной, мессир. Она не может писать, она не может иметь детей. Я посвящу сына ей.
Мефистофель рассмеялся в голос, зачерпнул кабачковой икры и с видимым наслаждением вылизал ложку.
- Почему же Вы смеетесь, мессир? Надо мной?
- Не над тобой. Но скажи мне, что ты будешь делать с черновиком, если шедевра не получится? И согласишься ли делить славу со мной в случае успеха?
6.
- Мессир, скажите, Любить - это ремесло?
- Угу - ответил Мефистофель, срезая с яблока тонкую ленточку кожуры.
- ... или талант?...
- Угу - повторил он снова, и вторая зеленая завитушка упала на блюдце рядом с первой.
- или гений?...
- Угу - произнес Мефистофель в третий раз, неуклонно полосуя серебряным ножичком глянцевую обложку.
- ... и существует ли абсолютный гений в любви?..
- Угу - он не поднимал на меня глаз.
- ... и каков же он? что он?...
- Хм - Мефистофель рассек плоть.
- ...если он гениален, то, пожалуй, любое сердце ему удастся согреть, зажечь, оплодотворить, влюбить в себя!.. - я хитро заулыбалась.
- Что это ты себе вообразила? Гений в том, что ему удастся согреть и оплодотворить, не влюбляя, - он бросил мне в ладони обнаженный плод.
7.
Мефистофель ворвался этим утром ко мне в комнату пятнистый и прекрасный, как фавн. Примостился на краешке канапе. Свил ноги гибкой петлей. Достал из сумочки чизбургер и уставился на него.
- Твой тиран умер вчера. В Венеции. Ешь спокойно, - сказала я ему, улыбаясь.
- Да, мой бог умер вчера. Теперь тело Вацы не нужно ни голоду, ни душе. - Мефистофель опустился на колени и заплакал, как русалка.
8.
- Вот тебе загадка: в моей жизни было три прекрасных женщины. - Мефистофель, вероятно, только что возвратился с ночной пирушки. Он был откровенен и стариковски-слезлив. - Представь себе, все три умерли от язв.
Первая - от язвы желудка, вторая - от язвы на нижней губе, третья - от сердечной язвы. Третья любила меня так сильно, что заболела. Теперь скажи мне, кого из них тебе жаль больше? - Мефистофель крепко выжал в чай лимонную дольку.
- Конечно же, последнюю, мессир, ведь она?..
- Все ясно. Да, она любила меня. А первая была самой страстной, самой сумасшедшей. Она проигрывала себя на скачках. Обожала острую мексиканскую пищу и водку. Она изменяла мне с кубинскими моряками в порту и с французскими хористками в закоулках борделей. Иногда мы уходили в поле и лежали, разбросав руки, блуждая глазами в созвездиях. А потом любили друг друга так, что земля подбрасывала вверх наши бедра, пружиня. Она, конечно,
не любила меня, - он улыбнулся.
- Вторая много курила, пила абсент, читала стихи, сидя в плетеном кресле. Она была манерной особой с ломаными руками. И ее любовники всегда смотрели свысока на меня, на мои стоптанные туфли, бедную одежду. Она втаскивала меня в свою постель и заставляла подчиняться ей, а потом давала мне денег. Она резала себе вены, убивалась люминалом и
ждала спасения. Мы много путешествовали: Греция, Египет, Индия. В Индии она и подцепила эту заразу. Уже ничто не смогло ей помочь. - Мефистофель отломил край галеты и сунул в рот. Запил чаем.
- Не думаю, чтоб она меня любила. Хотела - да, но не любила. А вот третья... Та пела мне колыбельные и рисовала мой портрет на стене комнаты. Говорила, что минута, проведенная в разлуке, - мертвая минута. Она всегда плакала, провожая меня на работу, всегда оставалась дома, дожидаясь меня, уснувшего в баре. Даже посвящала мне длинные протяжные стихи. Она называла меня "мужем", и случилось - создала крошечное подобие
меня - ребенка. Я часто оставлял ее одну, ибо ей нужно было плакать в одиночестве. Потом ее сердце съела язва любви, и мать с отцом приехали в город похоронить дочь. Скажи мне теперь, кого из них тебе жаль больше?
- Ну, конечно же, третью, мессир...
- Баба!... - заметил он мне, перебивая.
9.
- Вы не поможете мне, мессир?
- Да-да. А в чем, собственно, дело? - Мефистофель нехотя оторвался от фруктового салата и посмотрел на меня.
- Мне нужен яд, мессир. Много яда. Дайте мне в долг, пожалуйста.
- Помилуйте! Для чего тебя яд? Неужто решила-таки травиться? - он размахивал перед моим носом вилочкой, унизанной долькой апельсина.
- Нет, мессир. Не травиться, но травить. Я хочу отомстить обидевшей меня, мессир.
- Ха! Тогда просто полюби ее, дуреха! Любовь окажется сильнее цикуты и разъест столь ненавистное тебе существо, - он потянулся через стол, взял черничное варенье и сдобрил им кусок белой булки. - И пока ты можешь любить, никогда не проси яда взаймы. Даже у меня.
10.
Стакан томатного сока с солью, чесноком и перцем. Что может быть лучше? Я облизала губы.
- Может быть, убив, я пойму смысл мною отнятой жизни? Увижу его на носике пули?
- Ты только что убила сок. Ни за что, ни про что. - Мефистофель схватил пустой стакан и разбил его о подоконник - Я размозжил голову стеклянному баловню. Где же был повод их
существования? В чесноке, перце, томатах? Не вижу! Может, он закатился под тумбочку? - Мефистофель обшарил взглядом всю комнату.
- Помилуйте, мессир! Жизнь человека - не помидоры, и не стекло!
- Но ведь ты даже не задумалась, чем именно опалил тебе губы последний глоток, правда!? - Мефистофель подошел к графину и втянул ноздрями пряный багровый запах.
11.
- Теперь у тебя только один недостаток - молодость. - Мефистофель добавил в кофе ложку сахара. Плеснул из молочника жирных сливок.
- Разве это недостаток, мессир? Ведь они влюбляются в мою молодость и превозносят ее до небес. Они сами становятся моложе, постоянно расцветая.
- Но ни одна из них не захочет поменяться с тобой местами. Неужели ты не замечала, что женщины ухаживают за своими морщинами? Твоя молодость нужна им, как вуаль, за которой другим не разглядеть опыта лица. Но они никогда не расстанутся с возрастом, вот увидишь, - он намазывал медом хрусткий булочный ломтик.
- Значит, я так смела, мессир, что могу не прятать щек, лба и глаз!
- Просто ты еще глупа и не знаешь, что у человека нет ничего, кроме собственной истории, чем можно было бы укрыться в гробу. Муслин твоей юности спасает их лица от воров. - Мефистофель говорил, плотно набив рот, истекая янтарем слюны.
- Эй! Воры! Берите мою историю, мою жизнь! Берите всю! Вы прогадали, мессир, ха-ха! Видите, никто не стремится красть чужое прошлое.
- Неудивительно. Даже я еще не вижу на тебе лица, - он резко откинулся на спинку стула. Зевнул. Прикрыв губы платком.
12.
- ... разве разумный взрослый человек способен убить другого, да еще таким изощренным способом?... - Мефистофель намотал на вилку ломтик яичницы и пихнул в рот - Так ненужно жестоки могут быть душевнобольные и дети с еще неокрепшим мягким мозгом.
- Но тогда, кто же дети, мессир?
- Дети и есть те пресловутые "мудрые взрослые". Не потому ли так редко встретишь убийцу-ребенка... - он густо полил сосиску горчицей.
- Но тогда, кто же взрослые мессир?
- Не понимаешь? Это старые озлобленные дети с холодцом в головах. Они без устали плодятся, надеясь родить себе подобных, но каждый раз их ждет неудача. Рождаются взрослые, и вместе с ними в детях расцветает злоба и зависть. Не потому ли родители наказывают свое чадо поркой и без устали ругают новое поколение?... - Мефистофель взял с блюдца поджаристую гренку.
- Но тогда, куда же деваются все взрослые, когда вырастают?
- Увы, они вырастают в детей. Их шрамы со временем заживают, обиды забываются, мозги наполняются жижей, животы - детенышами. Все идет по кругу.
- Но я не хочу становиться старым ребенком, мессир!...
- Тогда спускай штаны. Нужно подновить тебе родительские отметины! - он невесело присвистнул и встал из-за стола.
Яшка Казанова
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
здесь понятно, что человек только чашка со звёздным небом или карта ночного города с самолёта,
что свободен не тот, кто делает что захочет, а тот, кто не знает гнёта
постоянного бегства и вожделения. и что любая рана
заживает. что счастье встретить тебя так рано.
потому что всё, что касается волшебства, власти неочевидного и абсурда, саму идею
ты преподавал с изяществом зрелого чародея.
я была удостоена высшего заступничества и тыла -
в юности у меня был мятежный ангел. я его не забыла.
потому что мне столько, сколько тебе тогда. я стеснялась детства,
а ты сам был ребёнком, глядящим, куда бы деться.
но держался безукоризненно. и в благодарность школе
вот тебе ощущение преходящести всякой боли.
Полозкова
что свободен не тот, кто делает что захочет, а тот, кто не знает гнёта
постоянного бегства и вожделения. и что любая рана
заживает. что счастье встретить тебя так рано.
потому что всё, что касается волшебства, власти неочевидного и абсурда, саму идею
ты преподавал с изяществом зрелого чародея.
я была удостоена высшего заступничества и тыла -
в юности у меня был мятежный ангел. я его не забыла.
потому что мне столько, сколько тебе тогда. я стеснялась детства,
а ты сам был ребёнком, глядящим, куда бы деться.
но держался безукоризненно. и в благодарность школе
вот тебе ощущение преходящести всякой боли.
Полозкова
вторник, 29 апреля 2014
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
воскресенье, 19 мая 2013
16:29
Доступ к записи ограничен
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 11 января 2013
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
Решила упростить себе жизнь и почитать готовые ответы на билеты, которые нам достались от предыдущего поколения. Такое чувство, словно их писал человек ни разу не ходивший на лекцию Вильчек. Короче говоря, учить теорию литературы лучше по своим лекциям, кроме тех билетов, которые заставляют читать Фройденберг, Бахтина, Лессинга... Если нет сил читать рекомендованные книги, то открываем билеты и зрим, что там написано, остальное же лучше искать в своих конспектах, ибо то, что пишет человек о научном и художественном познании, совершенно не соответствует тому, что было сказано на лекции, а в отдельных местах, и вовсе, дает противоположную точку зрения.
понедельник, 31 декабря 2012
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
У нас с фемГабеном прослеживается некое сходство.
25.12.2012 в 23:59
Пишет Hatae~:автор: Hatae~
Тимы: Джек Лондон,fem!Габен
Дополнительно: хм, наверное не очень втимно получилось. Но все равно захотела выложить, вдруг кому-то понравиться.Сильно серьезно не воспринимаем - рисовалось скорее как предпраздничное баловство)
Джек Лондон
fem!Габен
URL записиТимы: Джек Лондон,fem!Габен
Дополнительно: хм, наверное не очень втимно получилось. Но все равно захотела выложить, вдруг кому-то понравиться.Сильно серьезно не воспринимаем - рисовалось скорее как предпраздничное баловство)
Джек Лондон
fem!Габен
понедельник, 10 декабря 2012
15:56
Доступ к записи ограничен
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 09 ноября 2012
"Паночка трошки дурненька" на всю голову.
Оттопчи Гамлету болевую, будь плохим парнем. А какая вообще у Гамлета болевая?